Янис Муровскис «Непостижимое чувство расстояния»

Янис Муровскис

«Непостижимое чувство расстояния»

«Вместо текста, я за эмоционально написанные нулики, точечки и черточки». Мурис

«Человек есть мера всех вещей». Протагор

О «Неизъяснимом ощущении расстояния» Янис Муровскис или Мурис, как его называют родственники, друзья и как он сам подписывает свою живопись в технике шелкографии, думал в течение многих лет. До Муриса думал Протагор, знаменитый тезис которого, в первую очередь, указывает на антропометрические (народные) единицы измерения. Их не хранили в камерах веса и длины, а выработали в усадьбах и использовали для повседневных нужд. Эти единицы меры были образованы от частей тела человека и его орудий труда, которые были удлинением и расширением тела. К ним присоединили меры живущих вокруг животных и птиц. Меры были детализированы и, по-своему, даже очень точны.

Единицей длины были ступня, шаг, локоть (короткий, длинный), аршин (длина вытянутой руки взрослого мужчины), сажень, пядь (большая, малая), ладонь. Длина могла быть до щиколоток, коленок, пояса, груди. До основания шеи – чистая, четкая единица меры, а все остальное к ней прилипло как метафорический налет.

Присоединились длина стрелы, весла или расстояние взмаха весла, бросок камня, шаг курицы, прыжок зайца, длина гривы лошади; аккустический актив – пение петуха, лай собаки, кошачий вопль, на расстоянии крика и, наконец, выстрел ружья. Величину выражали ростом мужчины, а также размером курицы, зайца, лисы. Сидящая собака уже принадлежит к переменному релятивизму, но им не пользовались.

Меру объема жидкостей выражали в глотках, ложках, штофах, чарках, шкаликах. То, что граничит с человеческим меркам - шайка, фляжка, бочка и т. д.

Все эти меры действительно от перспективы человека. Если шелкографию можно было бы рассматривать как «расширение» Муриса, то важнейшая мера - глазомер. И тут, как говорит коллега Муриса из Латвийской Академии художеств, начинаются органические колебания по амплитуде от «глаз алмаз» до «глазомер – дерьмо». Оцифровщики о восприятии внешнего мира говорят более изысканно - zoom in zoom out. Конечно, шелкографии Муриса присущи все упомянутые признаки. Это исследование поля зрения, в котором работает вся площадь, а не толькоpunctum Барта.

Мурис утверждает, что «пространственная ориентация это природное чутье. В работах, где нет пространственных ориентиров – букв, горизонта и т.д. – направление выполнения работы определяет интуиция или предполагаемое визуальное качество. Будь это течение или уклон. Глубина, которая когда-то последует. В работах на холсте, где все поле 100% занято печатью, способ экспонирования определяет визуализация, оценивая, как работа лучше «сидит». Да, это может отличаться от задуманного».

Восприятию зрителя помогают короткие примечания Муриса. «Между деревьями, кажется, рассеяно солнце» («Ветер»). «Звуки усыпляют и через мгновение уже не замечаешь, что они звучат в тебе» («Концерт»). Единство изображения и текста напоминают «Пассажи» Курта Фридрихсона и Иманта Зиедониса – маленькую книжечку, которая стала лакомством для всех, кому нравилось продолжать визуальные текстовые игры. Они ведут туда, где слова и образы неразделимы. Любители карточной игры Золе знают, что выигрывает тот, у кого все «по нулям». Мурис в Золе не играет, но еще со времен Рижской художественной школы, когда перед смотрами надо было работать ночами и было трудно преодолеть желание бросить все, он говорит «без шансов». Его азартной игрой стала шелкография. Она втягивает в процесс и создает положение, когда все «по нулям».

Анита Ванага